«За гремучую доблесть грядущих веков…» Осип Мандельштам

За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых кровей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе,

Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.

Анализ стихотворения Мандельштама «За гремучую доблесть грядущих веков…»

На момент свершения Октябрьской революции Осип Мандельштам уже был полностью состоявшимся поэтом, высоко ценимым мастером. С советской властью отношения у него складывались противоречиво. Ему нравилась идея создания нового государства. Он ожидал перерождения общества, человеческой природы. Если внимательно читать мемуары жены Мандельштама, можно понять, что поэт был знаком лично со многими государственными деятелями — Бухариным, Ежовым, Дзержинским. Примечательна и резолюция Сталина на уголовном деле Осипа Эмильевича: «Изолировать, но сохранить». Тем не менее, некоторые стихотворения пропитаны неприятием методов большевиков, ненавистью к ним. Вспомнить хотя бы «Мы живем, под собою не чуя страны…» (1933). Из-за этого открытого высмеивания «отца народа» и его приближенных поэта сначала арестовали, а потом отправили в ссылку.

«За гремучую доблесть грядущих веков…»(1931-35) — стихотворение, в некоторой степени близкое по смыслу к вышеназванному. Ключевой мотив — трагическая судьба поэта, живущего в страшную эпоху. Мандельштам называет ее «век-волкодав». Подобное именование встречается ранее в стихотворении «Век» (1922): «Век мой, зверь мой…». Лирический герой стихотворения «За гремучую доблесть грядущих веков…» противопоставляет себя окружающей действительности. Он не желает видеть ее страшных проявлений: «трусов», «хлипкую грязцу», «кровавые кости в колесе». Возможный выход — побег от реальности. Для лирического героя спасение кроется в сибирской природе, поэтому возникает просьба: «Уведи меня в ночь, где течет Енисей».

Два раза в стихотворении повторяется важная мысль: «…не волк я по крови своей». Это отмежевание принципиально для Мандельштама. Годы, когда написано стихотворение, — время для советских жителей крайне тяжелое. Партия требовала полного подчинения. Перед некоторыми людьми ставился выбор: либо жизнь, либо честь. Кто-то становился волком, предателем, кто-то отказывался сотрудничать с системой. Лирический герой явно относит себя ко второй категории людей.

Есть еще один важный мотив — связь времен. Метафора идет от «Гамлета». В шекспировской трагедии есть строки про порванную цепь времен (в альтернативных переводах — вывихнутый или расшатанный век, порванная дней связующая нить). Мандельштам считает, что события 1917 года разрушили связь России с прошлым. В уже упомянутом стихотворении «Век» лирический герой готов пожертвовать собой, чтобы восстановить разорванные узы. В произведении «За гремучую доблесть грядущих веков…» видно намерение принять страдание ради «высокого племени людей», которым суждено жить в будущем.

Противостояние поэта и власти, как это часто бывает, закончилось победой последней. В 1938 году Мандельштама вновь арестовали. Осипа Эмильевича отправили по этапу на Дальний Восток, при этом приговор был не слишком жесток по тем временам — пять лет концентрационного лагеря за контрреволюционную деятельность. 27 декабря он умер от тифа, находясь в пересыльном лагере Владперпункт (территория современного Владивостока). Поэта не хоронили вплоть до весны, как и прочих скончавшихся узников. Затем его погребли в братской могиле, местоположение которой остается неизвестным по сей день.

ТРОПЫ (основаны на лексическом значении слова)

Аллегория — троп, основанный на замене абстрактного понятия или явления конкретным изображением предмета или явления действительности: медицина — змея, обвивающая чашу, хитрость — лиса и т. д.
Гипербола — троп, основанный на чрезмерном преувеличении тех или иных свойств изображаемого предмета или явления:

И сосна до звезд достаёт. (О. Мандельштам)

Метафора — троп, в котором употребляются слова и выражения в переносном значении на основе аналогии, сходства, сравнения:
И тьмой и холодом объята душа усталая моя (М. Ю. Лермонтов).
Сравнение — троп, в котором одно явление или понятие объясняется посредством сопоставления его с другим. Обычно при этом используются сравнительные союзы: Анчар, как грозный часовой, стоит один — во всей вселенной (А. С. Пушкин).
Метонимия — троп, в основе которого замена одного слова другим, смежным по значению. В метонимии явление или предмет обозначается с помощью других слов или понятий, при этом сохраняются их связи и признаки: Шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой (А. С. Пушкин).
Синекдоха — один из видов метонимии, в основе которого — перенесение значения с одного предмета на другой по признаку количественного между ними соотношения: И слышно было до рассвета, как ликовал француз (имеется в виду вся французская армия) (М. Ю. Лермонтов).

Литота — троп, противоположный гиперболе, художественное преуменьшение: Ваш шпиц, прелестный шпиц, — не более наперстка (А. Грибоедов).
Олицетворение — троп, в основе которого перенесение свойств одушевленных предметов на неодушевленные: Утешится безмолвная печаль, и резвая задумается радость (А. С. Пушкин).
Эпитет — слово, определяющее предмет или явление и подчеркивающее какие-либо его свойства, качества, признаки. Обычно эпитетом называют красочное определение: Твоих задумчивых ночей прозрачный сумрак (А. С. Пушкин).
Перифраз — троп, в котором прямое название предмета, человека, явления заменяется описательным выражением, в котором указаны признаки не названного прямо предмета, лица, явления: царь зверей — лев.
Ирония — прием осмеяния, содержащий в себе оценку того, что осмеивается. В иронии всегда есть двойной смысл, где истинным является не прямо высказанное, а подразумеваемое: Граф Хвостов, поэт, любимый небесами, уж пел бессмертными стихами несчастья невских берегов (А. С. Пушкин).

Стилистические фигуры
(основаны на особом синтаксическом построении речи)
Риторическое обращение — придание авторской интонации торжественности, патетичности, иронии и т. п.: О вы, надменные потомки… (М. Ю. Лермонтов)
Риторический вопрос — такое построение речи, при котором утверждение высказывается в форме вопроса. Риторический вопрос не требует ответа, а лишь усиливает эмоциональность высказывания: И над отечеством свободы просвещенной взойдет ли наконец прекрасная заря? (А. С. Пушкин)
Анафора — повтор частей относительно самостоятельных отрезков, иначе анафора называется единоначатием: Словно клянете вы дни без просвета, словно пугают вас ноченьки хмурые
(А. Апухтин).

Эпифора — повтор в конце фразы, предложения, строки, строфы.

Антитеза — стилистическая фигура, в основе которой лежит противопоставление: И день и час, и письменно и устно, за правду да и нет… (М. Цветаева).
Оксюморон — соединение логически несовместимых понятий:
живой труп, мертвые души и т. д.
Градация — группировка однородных членов предложения в определенном порядке: по принципу нарастания или ослабления эмоционально-смысловой значимости: Не жалею, не зову, не плачу (С. Есенин).
Умолчание — намеренное прерывание речи в расчете на догадку читателя, который должен мысленно докончить фразу: Но слушай: если я должна тебе… кинжалом я владею, близ Кавказа рождена (А. С. Пушкин).
Именительный темы (именительный представления) — слово в именительном падеже или словосочетание с главным словом в именительном падеже, которое стоит в начале абзаца или текста и в котором заявляется тема дальнейшего рассуждения (дается наименование предмета, который служит темой дальнейшего рассуждения): Письма. Кто их любит писать?
Парцелляция — намеренное разбивание одного простого или сложного предложения на несколько отдельных предложений с целью обратить внимание читателя на выделенный отрезок, придать ему (отрезку) дополнительный смысл: Один и тот же опыт приходится повторять много раз. И с большой тщательностью.
Синтаксический параллелизм — одинаковое построение двух и более предложений, строк, строф, частей текста:
В синем небе звезды блещут,
В синем море волны плещут.
(предложения строятся по схеме: обстоятельство места с определением, подлежащее, сказуемое)
Тучка по небу идет, Бочка по морю плывет. (А. С. Пушкин) (предложения строятся по схеме: подлежащее, обстоятельство места, сказуемое)
Инверсия — нарушение общепринятой грамматической последовательности речи: Белеет парус одинокой в тумане моря голубом.
(М. Ю. Лермонтов) (по правилам русского языка: Одинокий парус белеет в голубом тумане моря.)

ское изображение. Однако, выдвигая в своих героях какую- либо основную уродливую черту, Гоголь не превращает их в условно- гротескные фигуры, сохраняя всю жизненность и полноту характеров. Так, например, франтовство Хлестакова, неоднократно отмечаемое Гоголем, весьма существующая деталь в его облике, подчеркивающая легкомыслие, фанфаронство, притязания на светскость. Недаром он мечтает приехать домой, в деревню, в петербургском костюме, Осипа одеть в ливрею, заказать карету у модного каретника Иохима!

Важнейшей особенностью комедий Гоголя является их сатирическая направленность, которая сказалась и в гиперболической подчеркнутости и комической резкости его художественных красок, и в той беспощадности, с которой он разоблачал скопище уродов бюрократической, и крепостнической России. В своем изображении уродов этого общества Гоголь не боится Уутрировки, гиперболической рельефности, сатирического преувеличения. Он беспощаден в своем разоблачении антинародности, косности и пошлости своих героев, не пытается смягчить своего сурового приговора над Сквозник-Дмухановским, Хлестаковым, Подколесиным, Страстный, гиперболический юмор видел в творчестве Гоголя А. Григорьев.

Эта страстность обличения не позволила Гоголю смягчить свое сатирическое изображение, отметить в изображаемых им уродах какие- либо положительные черты. Он выворачивает наружу перед зрителем все самое отвратительное, общественно вредное, бесчестное, что скрывается зачастую под маской лицемерия в этих людях.

Городничий - представитель чиновничьей среды старого закваса, иное дело Хлестаков герой нового времени, порождение новых порядков. Он столичная штучка, представитель высших канцелярских сфер, образованного круга чиновничества, задающего тон.

В характеристике Хлестакова в Замечаниях, для г.г. актеров Гоголь писал: Молодой человек лет 23-х, тоненький, худенький, несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове. Один из тех людей, которых в канцелярии называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли….. В этой характеристике Хлестакова намечены те главные линии по которым должен строиться образ в его актерском воплощении. Гоголь, прежде всего, подчеркивает заурядность и приглуповатость Хлестакова, непроизводность его действий и поступков. Но именно эти черты и были типичны для обширного круга дворянской молодежи из провинциальных помещичьих сынков, осевших в столичных департаментах. В дальнейшем ходе комедий Гоголь развернет этот тип в его гигантской пошлости, эгоизме, духовном ничтожестве. Хлестаков - порождение современной Гоголю действительности, типическое явление дворянского общества, наглядно свидетельствующее о его деградации, о его показной лживой сущности. Хлестаков не карикатура - это обобщенный социальный тип, на котором до конца обнажена его отчасти подлинькая, ничтожная натура дворянского общества Характер Хлестакова….развертывается вполне, - отмечает Белинский, - раскрывается до последней видимости своей микроскопической мелкости и гигантской пошлости.

Хлестаков символ всероссийского самозванства, всеобщей лживости и фальши, пошлости, бахвальства, безответственности. Нет определенных воззрений, нет определенных целей, - писал Герцен о современных деятелях правительственной клики, - и вечный тип Хлестакова, повторяющийся от волостного писаря до царя. Желая придать себе больше веса, Хлестаков хвастает своими литературными знакомствами, а затем и модными произведениями, автором которых он якобы является.

Подвыпивший и расхваставшийся Хлестаков запанибрата похлопывает по плечу Пушкина, намекает на свою причастность к литературе: Да меня уже везде знают. С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики. Для Хлестакова актрисы, водевильчики, Пушкин - явления одного рода. Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: Ну, что, брат Пушкин?….- Да, так, брат, - отвечает бывало,. Сценка разговор Хлестакова с почтмейстером, явившимся приветствовать его с прибытием в город:

Хлестаков. По моему мнению, что нужно? Нужно только, чтобы тебя уважали, любили искренно не правда ли?

Почтмейстер . Совершенно справедливо.

В этой маленькой сценке полностью проявляется весь Хлестаков - со своими гиперболическим апломбом. Он полагает, что его все должны уважать и любить, что перед его обаянием должны все преклоняться.

Гротескность и гиперболическая подчеркнутость многих сюжетных положений в комедиях Гоголя не нарушают их реализма. Гоголь не отказывается от внешних приемов комической характеристики своих персонажей. Он охотно ставит их в смешные положения, наделяет комической наружностью, прибегает к преувеличению.

Особенно показательным примером тщательной работы писателя над языком может служить знаменитый монолог Хлестакова в сцене вранья. В этом монологе Хлестаков все больше увлекается своим враньем и создает широкую картину нравов и морального ничтожества всего дворянского общества. Здесь необычайно весомо буквально каждое слово. Мастерство писателя раскрывается в передаче мельчайших оттенков лжи Хлестакова, приобретающих весьма существенное значение для характеристики и самого Хлестакова и окружающего его общества. Я признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича. И затем хвастливое приглашение к себе в несуществующий дом. Упоминание про арбуз в 700 рублей. Суп, доставленный в кастрюльке из Парижа. Выходя в роль, Хлестаков врет все более вдохновенно, его ложь нарастает как снежный ком- гипербола, ставшая своего рода находкой вдохновенного вранья Хлестакова.

И тотчас фельдъегерь скажет: Иван Александрович! Ступайте министерством управлять. Я, признаюсь, немного смутился: вышел в халате ну, уж отказаться, да думаю себе; дойдет до государя… неприятно. Ну, да и не хотелось испортить свой послужной список

Упорно работал Гоголь и над отделкой конца монолога Хлестакова, стараясь придать ему максимальную выразительность. Многозначительное признание вконец завравшегося Хлестакова, что он ездил во дворец, и даже сам не знает, чем, в конце концов, он сделался. Я и в государственном совете присутствую. И во дворец, если иногда балы случатся, за мной всегда уж посылают. Меня даже хотели сделать вицеканцлером…. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! Я не посмотрю ни на кого…я говорю всем: Я сам себя знаю, сам. Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш…, (Поскальзывается…)

Гиперболическая ложь Хлестакова доходит до своего кульминационного пункта, до апогея. Он лжет самозабвенно, самоуверенно, нагромождая всё новые и новые подробности о своем величии.

В пьесу включались и новые оттенки и словесные краски, обогащавшие ее язык, углублявшие жизненность и правдивость образов. Гоголь добивался от пьесы максимального словесного звучания, абсолютной языковой точности, полного соответствия словесных средств реалистической сути образа.

Работа над языком Ревизора является удивительным по своей художественной проникновенности и писательской добросовестности, образом для драматургов.

Итог. Борьба за новый, высокий облик человека, поиски новых художественных средств сатирического изображения в комедии находят поддержку в драматургическом опыте Гоголя. В своих комедиях он обращался к окружающей его жизни, отбирая из неё наиболее существенные, типические явления. Драматурги продолжают эту замечательную традицию. По-разному претворяются завоевания основоположника русской комедии. Гоголевское чувствуется не только в общем сатирическом замысле, но и в самой манере изображения персонажей, юморе, языковой характеристике.

Повести Гоголя.

Можно с полным основанием утверждать, что Страшная месть и Вечер накануне Ивана Купала являют самый первичный этап гоголевского творчества. Не случайно при этом, что в основании сюжетов этих рассказов лежит в меньшей степени фольклор, чем мотивы современного Гоголю романтизма.

Этот же налет фантастической баллады лежит на эпизоде утопленницы Майской ночи, но там лирика более фольклоризована и включена в контекст веселой светлой мечты о норме бытия здоровых, близких к природе людей. Иное дело мечта и поэзия Страшной мести с ее гиперболическими образами, творящими иллюзорный мир в открытую.

Само собой разумеется, что было бы странно удивляться гиперболам Страшной мести, в том числе знаменитого пейзажа Чуден Днепр при тихой погоде…. Незачем удивляться гоголевскому Редкая птица долетит до середины Днепра. Ибо это тоже пейзажи души, как у Жуковского, и задача его вовсе не воссоздать объективную картину реки. А быть сложно симфоническим эмоциям, патетическим введением к дальнейшему.

Тема фантастического, противоестественного видения ночного Петербурга уже близка к идее и стилю городских пейзажей Невского проспекта дана в Ночи перед Рождеством: Боже мой! Стук, гром, блеск; по обеим сторонам громождятся четырехэтажные стены, стук копыт коня, звук колеса отзывались громом и отдавались с четырех сторон, домы росли и будто подымались из земли, на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали; снег свистел под тысячью летящих со всех сторон саней; пешеходы жались и теснились под домами, унизанными плошками, и огромные тени их мелькали по стенам досягая гол

Этот текст я задумывал давно. Хочу, чтобы как можно больше людей использовали фигуры речи в своих текстах.

Мы научены тысячами льющихся слов из экранов телевизора, на первых полосах газет — но всё это шаблоны, избитые и привычные, над которыми мы уже не задумываемся. И потому привычный текст — это мертвые куски вырванных с мясом стереотипов, которые мы пытаемся соединить.
Чтобы писать более интересно — нужно научиться использовать тропы.

Я продолжаю писать о том, как выработать свой стиль.
Этот навык больше подойдет для создания публицистических текстов, для экспертных статей.
Продающие тексты — редко, потому что вы не сможете сказать метафорически «после этого тренинга вы будете петь как соловей или «запоете соловьем». Не всякая целевая аудитория положительно воспримет такой оборот.

Но если вы работаете со словом, то вам обязательно нужно знать все фигуры речи и максимально четко их использовать

Иногда бывает пишешь — и ощущение торжества и совершенства внутри. Словно ты в подобном месте, как фото ниже или выше. Чаще всего это происходит, когда ты подобрал удачные слова и фигуры речи. Вот о них и хочу поговорить сегодня.

Что такое тропы и фигуры речи?

Троп, если коротко — это украшение текста.
На сегодня есть 3 основных тропа, а все остальные производные: метафора, метонимия и синекдоха.
Метафора — перенесение смысла с одного предмета на другой.
Метонимия — метонимия основана на замене слов «по смежности» (часть вместо целого или наоборот, представитель класса вместо всего класса или наоборот, вместилище вместо содержимого или наоборот и т. п.)
Синекдоха — троп, стилистический приём, состоящий в том, что название общего переносится на частное («Вся школа высыпала на улицу»; «Россия проиграла Уэльсу: 0-3»)

Тем не менее, чаще всего мы используем метафору и ее производные:
— сравнение
— гиперболу
— литоту
— олицетворение

Миллионы людей пишут сегодня, но как же плохо мы используем богатство языка.

Если коротко, что дает использование разных фигур речи:

2. Ваши мысли насыщенны, как пища, богатая минералами и витаминами.

3. Ясность понимания. Ваши тексты читатель легко понимает и они запоминаются.

А теперь конкретно по каждому тропу. Поехали:

Что такое метафора и как её использовать?

Метафора буквально переводится как «перенесение». (от др.-греч. μεταφορά - «перенос», «переносное значение»)

Благодаря метафоре текст становится живым и сочным.

Метафора — это сравнение по характеристике.
Например, по цвету (Луна — сыр в небе), по качеству вкуса, по схожести чувств
Белеет парус одинокий. (парус одинокий и человек один — тоже одинок)

Применение метафоры в копирайтинге

К примеру мы будем продавать курс для HR директоров
«Хотите иметь вагон свободного времени, чтобы развивать себя и свой бизнес. Тогда…». В этом примере «Вагон свободного времени» — это метафора.

Вот еще примеры:

• Верный помощник, добрый пес
• Хоровод клиентов
• Рой музыкантов

Но в отличие от художественных текстов, в бизнес текстах такие варианты будут работать хуже, так как здесь не ценится красота слога. И это скорее похоже на насмешку.

Сравнение

Эта фигура речи чаще других используется именно в копирайтинге.

Сравне́ние - троп, в котором происходит уподобление одного предмета или явления другому по какому-либо общему для них признаку. Цель сравнения - выявить в объекте сравнения новые, важные, преимущественные для субъекта высказывания свойства.

Безумных лет угасшее веселье

Мне тяжело, как смутное похмелье .

Но, как вино , печаль минувших дней

В моей душе чем старше, тем сильней.

Сравнения широко применяются в описании природы:

Внизу, как зеркало стальное ,

Синеют озера струи,

И с камней, блещущих на зное,

В родную глубь спешат струи . (Ф. Тютчев)

Метонимия

Метонимия - литературный троп, основанный на сопредельных, смежных, близких, легко понимаемых связях предметов и явлений.

Весь город спал (город замещает жителей)
Это был счастливый день (день замещает чувства во время суток)
Мы поехали туда на извозчике (извозчик замещает транспортное ср-во)

Синекдоха

Синекдоха - это художественный троп, который создается переносом наименования предмета с его части на целое и наоборот.

Все флаги в гости будут к нам. (А.С. Пушкин)
В данном контексте под флагами (часть) подразумеваются страны (целое), которые будут устанавливать связи с Россией.
Читаем у Н.В. Гоголя в романе Мёртвые души:
«- Эй, борода! А как проехать отсюда к Плюшкину?»
Писатель назвал мужика бородой по одному характерному признаку в его внешности. И перед читателем возник зримый образ этого человека с густой бородой. Это и есть художественный троп - синекдоха.

В сказке Шарля Перро маленькая девочка названа Красной Шапочкой из-за одного, выделяющегося в ее наряде головного убора - красной шапочки, которую ей подарила мама на день рождения.

• Прежняя рыжая голова с бакенбардами снова показалась из-за двери, поглядела и вошла в контору вместе со своим довольно некрасивым туловищем. (И.С. Тургенев)
• Только стесанный затылок, шумно вздохнув, прошептал. (А.М. Горький)
  Синекдоха может возникнуть, когда употребляется единственное число существительного в качестве множественного.
• И слышно было до рассвета, как ликовал француз. (М.Ю. Лермонтов)
• Швед, русский колет, рубит, режет. (А.С. Пушкин)

Гипербола

Гипербола — это преувеличение (например: море слез, быстрый, как молния, мы не виделись уже сто лет, я уже сотый раз говорю, и т. д.)
реки крови, вечно опаздываете, горы трупов, сто лет не виделись, напугать до смерти, сто раз говорила, миллион извинений, море поспевшей пшеницы, целую вечность жду, весь день простояла, хоть залейся, дом за тысячу километров, постоянно опаздывает.

И сосна до звезд достаёт. (О. Мандельштам)
Во сне дворник сделался тяжелым, как комод. (И.Ильф и Е. Петров)
Быть может, качеств ваших тьму, любуясь ими, вы придали ему; не грешен он ни в чём, вы во сто раз грешнее. (А.С. Грибоедов)
Редкая птица долетит до середины Днепра. (Н.В. Гоголь)
Порядочный человек от вас за тридевять земель убежать готов. (Ф.Достоевский)
Миллион терзаний (А.С. Грибоедов «Горе от ума»).

Литота

Литота — это обратное от гиперболы. Это преуменьшение.

В художественных произведениях часто встречается литота. Примеры из литературы весьма разнообразны. Гоголь – один из любителей этого стилистического приёма. В основном, литота используется автором в ироническом контексте. Так, в повести «Невский проспект» писатель использует литоту следующим образом:
«…талии, никак не толще бутылочной шейки…»
Литота в литературе – это художественный приём, который используется и в стихах, и в художественных произведениях самых разных авторов. Она применяется и для детального описания характера героя, и для ироничного отношения к ситуации, и для красоты выражения чувств.

Например, литота встречается в стихах Маяковского:
«Откуда большая у тела такого:
должно быть, маленький,
смирный любёночек.»

Встречается литота и в стихах Пушкина:
«Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.»

В знаменитом «Евгении Онегине» без этого стилистического приёма тоже не обошлось:
«Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив.
Шалун уж заморозил пальчик.
Ему и больно и смешно….»

Олицетворение

Олицетворение - это перенесение свойств человека на неодушевлённые предметы и отвлеченные понятия.
лес проснулся (сравните: ребенок проснулся),
камыш шепчет (девушка шепчет),
темнота подкралась (разведчик подкрался).

Метод, как работать с фигурами речи

Самое важное — это придумать 10 вариантов.

Возьмите лист бумаги и напишите необходимый текст, а потом начните придумывать минимум 10 фигур речи.

Задание. Поработайте с выражением «Белый как…»

Только не пишите «Белый, как снег». Обещаю, к 10-му варианту у вас появятся свежие идеи.

Используйте фигуры речи и обогащайте ваши тексты

Знание основных тропов помогает, скорее, разобраться лучше в том, как мыслить, чтобы обогатить текст. Именно направление мысли часто нужно, а не сами идеи. Каждый, я уверен, может писать интересно, для этого нужна только сосредоточенная работа над вашим текстом.

Коротко обо мне: Предприниматель, интернет-маркетолог, коммерческий писатель, христианин. Автор двух блогов ( и Слова Ободрения), руководитель студии текстов “Слово” . Осознанно пишу с 2001 года, в газетной журналистике с 2007, зарабатываю исключительно текстами с 2013-го года. Люблю писать и делиться тем, что помогает мне на тренингах. С 2017 года стал отцом.
Заказать тренинг или тексты вы можете по почте или написав в личку в удобной вам соцсети.

Поэтика Мандельштама прекрасна тем, что застывшие слова и предложения, под влиянием его пера превращаются в живые и чарующие зрительные образы, наполненные музыкой. О нём говорили, что в его поэзии оживают "концертные спуски шопеновских мазурок" и "парки с куртинами Моцарта", "нотный виноградник Шуберта" и "низкорослый кустарник бетховенских сонат", "черепахи" Генделя и "воинственные страницы Баха", а музыканты скрипичного оркестра перепутались "ветвями, корнями и смычками".

Грациозные сочетания звуков и созвучий сплетаются в изящную и тонкую мелодию, незримо переливающую в воздухе. Для Мандельштама характерен культ творческого порыва и удивительная манера письма. "Я один пишу с голоса", - говорил о себе поэт. Именно зрительные образы изначально возникали в голове у Мандельштама, и он начинал их беззвучно проговаривать. Движение губ рождало спонтанную метрику, обраставшую гроздьями слов. Многие стихи Мандельштама написаны "с голоса".

Иосиф Эмильевич Мандельштам родился 15 января 1891 года в Варшаве в еврейской семье купца, мастера перчаточного дела, Эмилия Мандельштама, и музыканта, Флоры Вербловской. В 1897 году семья Мандельштамов переехала в Петербург, где маленького Осипа отдали в российскую кузницу "культурных кадров" начала ХХ века - Тенишевское училище. По окончании училища в 1908 году молодой человек отправился учиться в Сорбонну, где активно изучал французскую поэзию – Вийона, Бодлера, Верлена. Там же он познакомился и сдружился с Николаем Гумилёвым. Параллельно Осип посещал лекции Гейдельбергского университета. Приезжая в Петербург он посещал лекции по стихосложению в знаменитой "башне" у Вячеслава Иванова. Однако семья Мандельштамов постепенно начала разоряться, и в 1911 году пришлось оставить обучение в Европе и поступать в Петербургский университет. Для евреев в то время существовала квота на поступление, потому пришлось креститься у методистского пастора. 10 сентября 1911 года Осип Мандельштам стал студентом романо-германского отделения историко-филологического факультета Петербургского университета. Однако он не был прилежным студентом: много пропускал, делал перерывы в обучении, и так и не окончив курса, покинул университет в 1917 году.

В это время Мандельштама интересовало нечто другое, чем изучение истории, и имя этому было – Поэзия. Вернувшийся в Петербург Гумилёв постоянно приглашал юношу в гости, где он в 1911 году познакомился с Анной Ахматовой . Дружба с поэтической четой стала "одной из главных удач" в жизни молодого поэта, по его воспоминаниям. Позже он познакомился с другими поэтами: , Мариной Цветаевой. В 1912 году Мандельштам вошёл в группу акмеистов, регулярно посещал заседания Цеха поэтов.

Первая известная публикация состоялась в 1910 году в журнале "Аполлон", когда начинающему поэту было 19 лет. Позже он печатался в журналах "Гиперборей", "Новый Сатирикон" и других. В 1913 году вышла дебютная книга стихов Мандельштама "Камень" , переиздававшаяся затем в 1916 и 1922 годах. Мандельштам находился в центре культурной и поэтической жизни тех лет, регулярно бывал в пристанище творческой богемы тех лет, арт-кафе "Бродячая собака", общался со многими поэтами и писателями. Однако прекрасный и таинственный флёр той эпохи "безвременья" вскоре должен был развеяться, с началом Первой мировой войны, а затем с приходом Октябрьской революции. После неё жизнь Мандельштама была непредсказуема: он больше не мог ощущать себя в безопасности. Были периоды, когда он жил на подъёме: в начале революционной поры работал в газетах, в Наркомпросе, ездил по стране, публиковался, выступал со стихами. В 1919 году в киевском кафе "Х.Л.А.М" он встретил свою будущую жену, молодую художницу, Надежду Яковлевну Хазину, с которой в 1922 году заключил брак. В то же время вышла вторая книга стихов "Tristia" ("Скорбные элегии") (1922), включавшая произведения времени Первой мировой войны и революции. В 1923 году - "Вторая книга", посвящённая жене. Эти стихи отражают беспокойство от этого тревожного и нестабильного времени, когда бушевала гражданская война, и поэт с женой скитались по городам России, Украины, Грузии, а его успехи сменялись неудачами: голодом, нищетой, арестами.

Чтобы зарабатывать на жизнь, Мандельштам занимался литературными переводами. Не забрасывал он и поэзию, более того стал пробовать себя в прозе. В 1923 году вышел "Шум времени", в 1927 году - "Египетская марка", а в 1928 году – сборник статей "О поэзии". Тогда же, в 1928 году, был выпущен сборник "Стихотворения", ставший последним прижизненным поэтическим сборником. Впереди писателя ждали нелёгкие годы. Сперва Мандельштама спасало заступничество Николая Бухарина. Политик ратовал за командировку Мандельштама на Кавказ (Армения, Сухум, Тифлис), однако напечатанное в 1933 году по мотивам поездки "Путешествие в Армению" было встречено разгромными статьями в "Литературной газете", "Правде" и "Звезде".

"Начало конца" начинается после написания отчаявшимся Мандельштамом в 1933 году антисталинской эпиграммы "Мы живём, под собою не чуя страны…", которую он зачитывает перед публикой. Среди них находится некто, кто доносит на поэта. Поступок, названный Б.Пастернаком "самоубийством" приводит к аресту и ссылке поэта с супругой в Чердынь (Пермский край), где доведённый до крайней степени эмоционального истощения Мандельштам выбрасывается из окна, однако его вовремя спасают. Только благодаря отчаянным попыткам Надежды Мандельштам добиться справедливости, её многочисленным письмам в различные инстанции, супругам позволяют выбрать место для поселения. Мандельштамы выбирают Воронеж.

Воронежские годы супругов безрадостны: их постоянным другом является нищета, Осип Эмильевич не может найти работу и чувствует себя ненужным в новом враждебном мире. Редкие заработки в местной газете, театре и посильная помощь верных друзей, в том числе Ахматовой, позволяют как-то мириться с тяготами. В Воронеже Мандельштам много пишет, но его никто не намерен публиковать. "Воронежские тетради", опубликованные уже после его смерти, являются одной из вершин его поэтического творчества.

Однако представители Советского союза писателей имели на этот счёт другое мнение. В одном из заявлений стихи великого поэта были названы "похабными и клеветническими". Мандельштама, в 1937 году неожиданно выпущенного "на волю" в Москву, вновь арестовали и отправили на тяжёлые работы в лагерь на Дальнем Востоке. Там здоровье поэта, расшатанное душевными травмами, окончательно испортилось, и 27 декабря 1938 года он скончался от тифа в лагерном пункте Вторая речка во Владивостоке.

Похороненный в братской могиле, забытый и лишённый всяческих литературных заслуг, он, кажется, предвидел свою судьбу ещё в 1921 году:

Когда я свалюсь умирать под забором в какой-нибудь яме,
И некуда будет душе уйти от чугунного хлада –
Я вежливо тихо уйду. Незаметно смешаюсь с тенями.
И собаки меня пожалеют, целуя под ветхой оградой.
Не будет процессии. Меня не украсят фиалки,
И девы цветов не рассыплют над чёрной могилой…

В своём завещании Надежда Яковлевна Мандельштам фактически отказала Советской России в каком-либо праве на публикацию стихов Мандельштама. Этот отказ прозвучал как проклятие советскому государству. Только с началом перестройки Мандельштама начали постепенно печатать.

"Вечерняя Москва" предлагает подборку красивых стихотворений замечательного поэта:

***
Дано мне тело - что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?

За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.

На стекла вечности уже легло
Моё дыхание, моё тепло.

Запечатлеется на нём узор,
Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает муть -
Узора милого не зачеркнуть.
<1909>

***
Истончается тонкий тлен -
Фиолетовый гобелен,

К нам - на воды и на леса -
Опускаются небеса.

Нерешительная рука
Эти вывела облака.

И печальный встречает взор
Отуманенный их узор.

Недоволен стою и тих,
Я, создатель миров моих, -

Где искусственны небеса
И хрустальная спит роса.
<1909>

***
На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Берёзы ветви поднимали
И незаметно вечерели.

Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко,-

Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.
<1909>

***
Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.

Вся комната напоена
Истомой - сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.

Немного красного вина,
Немного солнечного мая -
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна.
<1909>

***
Silentium
Она ещё не родилась,
Она и музыка и слово.
И потому всего живого
Ненарушаемая связь.

Спокойно дышат моря груди,
Но, как безумный, светел день.
И пены бледная сирень
В мутно-лазоревом сосуде.

Да обретут мои уста
Первоначальную немоту -
Как кристаллическую ноту,
Что от рождения чиста!

Останься пеной, Афродита,
И слово в музыку вернись,
И сердце сердца устыдись,
С первоосновой жизни слито!
< 1910>

***
Не спрашивай: ты знаешь,
Что нежность безотчётна,
И как ты называешь
Мой трепет - всё равно;

И для чего признанье,
Когда бесповоротно
Мое существованье
Тобою решено?

Дай руку мне. Что страсти?
Танцующие змеи!
И таинство их власти -
Убийственный магнит!

И, змей тревожный танец
Остановить не смея,
Я созерцаю глянец
Девических ланит.
<1911>

***
Я вздрагиваю от холода -
Мне хочется онеметь!
А в небе танцует золото -
Приказывает мне петь.

Томись, музыкант встревоженный,
Люби, вспоминай и плачь,
И, с тусклой планеты брошенный,
Подхватывай легкий мяч!

Так вот она - настоящая
С таинственным миром связь!
Какая тоска щемящая,
Какая беда стряслась!

Что, если, вздрогнув неправильно,
Мерцающая всегда,
Своей булавкой заржавленной
Достанет меня звезда?
<1912>

***
Нет, не луна, а светлый циферблат
Сияет мне - и чем я виноват,
Что слабых звёзд я осязаю млечность?

И Батюшкова мне противна спесь:
Который час, его спросили здесь,
А он ответил любопытным: вечность!
<1912>

***
Бах
Здесь прихожане - дети праха
И доски вместо образов,
Где мелом - Себастьяна Баха
Лишь цифры значатся псалмов.

Высокий спорщик, неужели,
Играя внукам свой хорал,
Опору духа в самом деле
Ты в доказательстве искал?

Что звук? Шестнадцатые доли,
Органа многосложный крик -
Лишь воркотня твоя, не боле,
О, несговорчивый старик!

И лютеранский проповедник
На чёрной кафедре своей
С твоими, гневный собеседник,
Мешает звук своих речей.
<1913>

***
"Мороженно!" Солнце. Воздушный бисквит.
Прозрачный стакан с ледяною водою.
И в мир шоколада с румяной зарёю,
В молочные Альпы, мечтанье летит.

Но, ложечкой звякнув, умильно глядеть -
И в тесной беседке, средь пыльных акаций,
Принять благосклонно от булочных граций
В затейливой чашечке хрупкую снедь...

Подруга шарманки, появится вдруг
Бродячего ледника пёстрая крышка -
И с жадным вниманием смотрит мальчишка
В чудесного холода полный сундук.

И боги не ведают - что он возьмет:
Алмазные сливки иль вафлю с начинкой?
Но быстро исчезнет под тонкой лучинкой,
Сверкая на солнце, божественный лёд.
<1914>

***
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочёл до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи,-
На головах царей божественная пена,-
Куда плывёте вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер - всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море чёрное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.
<1915>

***
Я не знаю, с каких пор
Эта песенка началась,-
Не по ней ли шуршит вор,
Комариный звенит князь?

Я хотел бы ни о чем
Ещё раз поговорить,
Прошуршать спичкой, плечом
Растолкать ночь, разбудить;

Раскидать за столом стог,
Шапку воздуха, что томит;
Распороть, разорвать мешок,
В котором тмин зашит.

Чтобы розовой крови связь,
Этих сухоньких трав звон,
Уворованная нашлась
Через век, сеновал, сон.
<1922>

***
Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
До прожилок, до детских припухлых желёз.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денёк,
Где к зловещему дёгтю подмешан желток.

Петербург! Я ещё не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня ещё есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.

<декабрь 1930>

***
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых кровей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе,

Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.

<март 1931>

***
О, как мы любим лицемерить
И забываем без труда
То, что мы в детстве ближе к смерти,
Чем в наши зрелые года.

Ещё обиду тянет с блюдца
Невыспавшееся дитя,
А мне уж не на кого дуться
И я один на всех путях.

Но не хочу уснуть, как рыба,
В глубоком обмороке вод,
И дорог мне свободный выбор
Моих страданий и забот.
<февраль 1932>