Вопрос психологу:

Здравствуйте, меня зовут Маргарита, мне 13 лет. Так получилось, что я не живу со своими родителями, отец бросил нас с мамой, когда мне не было и года, а когда мне исполнилось 8, мама уехала жить в Польшу к новому мужу, но уже без меня. Я уже 5 лет живу с бабушкой и дедушкой. В принципе, все нормально, меня не бьют, не ругают, но мне не хватает любви, на меня часто раздражаются, я замечаю, что я обуза. Но в моей жизни буквально два года назад появилась одна женщина, которую я полюбила больше, чем свою маму - это моя учительница в школе. И я ни капли не преувеличиваю, я не знаю, почему я так ее полюбила, меня прям тянет к ней. Этой женщине 44 года, она замужем, но у нее нет детей, поэтому у меня еще есть надежда на то, что она меня полюбит, как родную. Я очень люблю эту учительницу и когда вижу маму, то испытываю к ней отвращение, сравнивая ее с этой учительницей. Одно время эта учительница меня тоже очень сильно любила, я прям чувствовала это, а сейчас она стала меня избегать и равнодушничать, и мне кажется, что я осталась одна. Меня очень напрягает эта ситуация, я чувствую себя очень странной, понимаете, когда я вижу эту учительницу, у меня сердце начитает колотиться очень быстро, я ее очень сильно люблю, в смысле, как человека. Я пыталась ее как-то забыть, старалась сделать свое отношение к ней равнодушным, но у меня не получается. Она иногда раздражается, когда я, например, часто прохожу мимо нее, когда я слишком часто дарю ей шоколадки, это я делаю для того, чтоб она меня обнимала, даже, когда она уходит со школы, я поджидаю ее и иду в ту строну, по которой ей. Это очень странно, и меня это беспокоит. Мне иногда до слез обидно, что так вышло, что она не моя мама. Но этого я ей никогда не посмею сказать, ведь я совершенно не знаю, как она отреагирует. Мне очень одиноко и обидно, меня все бросили. Раньше, в том году, может, эта учительница называла меня "своим маленьким другом", когда видела меня, всегда обнимала, интересовалась моей жизнью, называла ласково " Ритулей ", а сейчас все по-другому, она уже может пройти и проигнорировать то, что я с ней поздоровалась, мне очень обидно, действительно.

На вопрос отвечает психолог Самылова Снежана Александровна.

Дорогая Маргарита. Мне очень жаль, что ваши родители не могут сами воспитывать вас. Очень хорошо, что бабушка с дедушкой делают это за них. И маму,как я понимаю вы видите иногда. Попробуйте наладить ваши отношения с вашей мамой, почаще сообщайте ей как вы учитесь, что происходит в вашей жизни. Бабушку и дедушку попробуйте поблагодарить, за то, что они заботятся о Вас. Напишите им письмо с благодарностью за то, что они для вас делают. Ваши чувства к учительнице я могу понять, в психологии это называется "перенос", вы в своем воображении, наверняка представляли себе, как бы хорошо было, если бы именно учительница была вашей мамой, но к сожалению, ваша реальность другая. Но если вы подумайте, сколько людей окружают Вас и проявляют к вам теплые чувства, то поймете, что это не так уж и мало. Видимо учительница стала держать с вами дистанцию, т.к. вы ее сильно сокращаете,поэтому своим поведением она дает вам понять, что она не может "заменить" вам мать. Просто не знает, как вам об этом сказать словами. Поэтому, рекомендовала бы Вам самой сменить немного тактику поведения - не ходить за учительницей, не оказывать ей излишнее внимание, а суметь поблагодарить ее за то, что она для вас сделала. Попробуйте, занять более "взрослую" позицию, поймите,у нее есть своя взрослая жизнь и очень хорошо, что она проявляет участие в вашей судьбе. Поэтому, постарайтесь принимать события такими, как они есть. Налаживайте отношения с близкими, поинтересуйтесь у бабушки и дедушки, что было интересного в их жизни, спрашивайте у мамы, как проходит ее жизнь, найдите себе увлечения, хобби, начинайте делать что то, что вам интересно и что вы никогда не делали. И чем более интересной и гармоничной личностью вы станете, тем больше людей будут проявлять к вам искренний интерес. и жизнь наладится. Я желаю Вам гармоничного и счастливого взросления. Сейчас у вас очень интересный возрастной период, поэтому подумайте, что именно вам интересно и чем бы вы хотели заниматься, когда станете взрослой и направьте на это свою жизненную энергию.

У некоторых людей, когда они учатся у духовного учителя, появляется привязанность к нему или к ней. Но, как объясняет Его Святейшество Далай-лама, привязанность к духовному учителю, к просветлению, к практике медитации и так далее – необязательно плохо. В ней есть определённая польза: благодаря привязанности мы сохраняем сосредоточенность на том, что очень позитивно. Нам не нужно бороться с этой привязанностью с тем же самым рвением, с которым нужно бороться с привязанностью к охоте, то есть к негативному действию, или с привязанностью к мороженному, то есть к чему-то нейтральному, или с привязанностью к своему мужу или жене, которая представляет собой особый случай.

Привязанность – это беспокоящая эмоция, которая преувеличивает положительные качества какого-либо объекта и не хочет с ним расставаться. Если мы не хотим прекращать следовать духовному учителю – при условии, что это компетентный учитель, – или не хотим бросать медитацию, практику и просветление и продолжаем стремиться ко всему этому – это очень хорошо. Но нам нужно стараться не преувеличивать. Если вы хотите сосредоточиться на положительных качествах учителя – это хорошо, но не преувеличивайте. Не думайте, что учитель в буквальном смысле является буддой, может читать мысли всех существ и знает телефонный номер всех во вселенной. Это преувеличение. Вот за чем нужно следить.

В случае с духовным учителем нужно быть особенно внимательными, потому что, сосредоточиваясь на его положительных качествах, и особенно если мы их преувеличиваем, мы одновременно с этим можем преувеличивать собственные недостатки. В результате мы начинаем зависеть от учителя. Это совсем не то же самое, что полагаться на совет учителя и вдохновение от него. Зависимость – «Я не могу жить без тебя и ничего не могу без тебя делать» – необходимо преодолевать. Настоящий духовный учитель учит нас быть самостоятельными и стать буддой. Он не хочет, чтобы мы от него зависели. В конце концов, Марпа, дав Миларепе учение, сказал ему: «Теперь уходи. Иди в горы, в пещеры. Теперь ты должен практиковать сам». Миларепа полностью полагался на Марпу, он ценил всё, что получил от него, но не был зависимым.

Если у нас есть связь с небуддийским учителем, мы также можем многому от него научиться, при условии, что он компетентный учитель в своей сфере или традиции. Мы можем почувствовать большое вдохновение и многое узнать. Если мы относимся к этому учителю с большим уважением и сосредоточиваемся на его положительных качествах, это очень полезно. В буддизме говорится, что нужно воспринимать каждого как своего учителя и учиться у всех.

Но опять же, важно отслеживать преувеличение хороших качеств, которое возникает из-за привязанности, в частности когда нам кажется, что небуддийские учителя могут привести нас к буддийской цели – к просветлению. Они не пытаются нас туда вести, и нам не нужно преувеличивать, думая, что это произойдёт. Они могут научить нас тому, что полезно на пути: это вполне возможно. Если мы учимся у них, полагаемся на них и не хотим их бросать, потому что это не пустая трата времени, – то нормально. Смысл в том, чтобы не преувеличивать. Даже в случае с буддийским учителем в конечном счёте нам нужно будет идти дальше и быть самостоятельными, как в примере Миларепы и Марпы. Конечно, совершенно нормально и даже необходимо возвращаться к учителю, когда нам нужны дополнительные разъяснения, но без зависимости: у нас нет потребности всегда быть рядом с учителем, подобно щенкам.

Аджан Сумедхо

ПРИВЯЗАННОСТЬ К УЧИТЕЛЯМ

Беседа в монастыре

Читтавивека в апреле 1983 г.

Меня попросили поговорить о стоящей перед человеком проблеме предпочтения и выбора. У людей возникает много проблем из-за того, что они предпочитают одного монаха, одного учителя или одну традицию другим. Они приноравливаются, или привязываются, к определенному учителю и считают, что по этой причине они не могут получать наставления ни у кого из прочих учителей. Это понятная человеческая проблема, ибо предпочтение, которое мы кому-либо оказываем, позволяет нам быть открытыми к тому, что она или она говорит; а когда появляется кто-то другой, мы не хотим открываться и чему-то учиться от него. Быть может, другие учителя не нравятся нам; или мы можем чувствовать сомнение или неуверенность в них, а потому мы склонны к неприязни по отношению к таким учителям и не желаем слушать их. А может быть, до нас дошли какие-то слухи, мнения и взгляды, что, дескать, этот учитель – такой, а тот – сякой.

Вообще-то структура существующих в Буддизме правил по большей части направлена на то, чтобы оказывать почтение скорее Будде, Дхамме и Сангхе, чем некой конкретной личности или гуру, чтобы таким образом вырваться из пут привязанности к харизматическому лидеру, в которые так легко попадают люди. Сангха, будучи представленной Бхиккху-Сангхой, достойна почтения и милостыни, если она живет согласно Уставу (Винае); и лучше использовать этот критерий, чем решать, нравятся ли нам монахи и соответствуют ли их личные качества нашим.

Иногда нас может многому научить ситуация, когда нам приходится слушать и подчиняться какому-то человеку, который, быть может, не особенно нам нравится. Человеческой природе свойственно пытаться так построить свою жизнь, чтобы всегда быть рядом или следовать тому, с кем мы чувствуем совместимость. Например, в монастыре Ват Нонг Па Понг легко было следовать такому человеку, как Аджан Ча, ибо вы чувствовали такое уважение и преклонение перед таким учителем, что не составляло никакой проблемы слушать, что он говорил и повиноваться каждому его слову. Конечно, иногда люди чувствовали внутреннее противление или обиду, но благодаря силе такой личности, как Аджан Ча, вы всегда были в состоянии отбросить свою гордыню и тщеславие.

Но иногда нам приходилось сталкиваться со старшими бхиккху, которые нам не особенно нравились или которых мы даже не очень-то уважали; и мы могли видеть в них множество обидных для себя недостатков и черт характера. Однако, практикуя в соответствии с Винаей, мы должны были делать то, что было правильно, что соответствовало дисциплине, а не убегать из монастыря из-за мелочей, или обижаться, или таить в своем уме неприятные помыслы против того или иного человека. Я думаю, что иногда Аджан Ча специально сталкивал нас с тяжелыми людьми, чтобы дать нам возможность немного созреть, немного пообтесаться и научиться правильно поступать, вместо того, чтобы просто следовать той или иной возникшей эмоции.

У нас у всех свои характеры. Мы ничего не можем с этим поделать: наши черты характера такие, какие есть, и вне зависимости от того, находим ли мы их очаровательными или скучными, это не вопрос Дхаммы, а вопрос личных предпочтений и совместимости. Практикуя Дхамму, мы больше не ищем привязанности к дружбе или к симпатии; мы больше не стремимся к тому, чтобы сталкиваться только с тем, что нам нравится и что мы ценим, но, напротив, к тому, чтобы быть способными удерживать равновесия при любых обстоятельствах. Так что наша практика дисциплины Винаи заключается в том, чтобы всегда совершать правильные действия тела и речи вместо того, чтобы использовать тело и речь для вредоносных, мелочных, жестоких или эгоистичных действий. Виная дает нам возможность практиковать в любых ситуациях и обстоятельствах.

Я заметил, что в этой стране люди сильно привязаны к разным учителям. Они говорят: "Мой учитель – такой-то. Он – мой учитель, и я не могу ходить ни к какому другому, потому что я верен и предан своему наставнику". Это типично английское понимание преданности и верности, заходящее порой слишком далеко. Человек становится привязан к некоему идеалу, к некой личности, а не к истине.

Мы добровольно принимаем прибежище в Будде, Дхамме и Сангхе, а не в личности какого бы то ни было учителя. Вы не принимаете прибежище в Аджане Ча или в ком-то из здешних бхиккху... если только вы не изрядный глупец. Вы могли бы сказать: "Аджан Сумедхо – мой учитель; Аджан Тирадхаммо – не мой учитель. Я буду получать наставления только от достопочтенного Сучитто и ни от кого другого" – и далее в том же духе. Таким образом мы можем создать массу проблем, не так ли? "Я практикую Буддизм Тхеравады; так что я не могу ничему учиться у этих тибетских буддистов или у этих чань-буддистов". Поступая так, мы легко можем превратиться в сектантов, потому что если что-то отличается от того, к чему мы привыкли, мы подозреваем, что оно не так хорошо или чисто, как то, чему мы преданы. Но то, к чему мы стремимся в медитации – это истина, полное понимание и просветление, уводящее нас из дебрей эгоизма, тщеславия, гордыни и человеческих страстей. Так что не очень-то мудро привязываться к тому или иному учителю до такой степени, чтобы отказываться получать наставления от любого иного.

Но некоторые учителя поощряют такое отношение. Они говорят: "Раз ты принимаешь меня своим наставником, не ходи ни к какому другому учителю! Не получай наставлений никаких иных традиций! Если ты считаешь меня своим учителем, ты не можешь ходить к другим". Есть множество учителей, которые подобным образом привязывают вас к себе, причем иногда с очень хорошими побуждениями, потому что порой люди ходят по наставникам, словно по магазинам. Они кочуют от одного учителя к другому, потом к третьему... и так никогда ничему и не учатся. Но я думаю, что проблема не столько в "блуждании" между наставниками, сколько в привязанности к учителю или традиции до такой степени, когда вам приходится исключить из своей жизни все остальные. Так появляются секты, сектантское устроение ума, из-за которого люди неспособны распознать мудрость или чему-то научиться, если учение не выражено в тех же самых терминах или установлениях, к которым они привыкли. Это делает нас очень ограниченными, узкими и запуганными. Люди начинают бояться слушать другого учителя, потому что из-за этого в их умах может возникнуть сомнение, или они могут почувствовать себя не совсем верными последователями своей традиции. Буддийский Путь заключается в развитии мудрости, и верность и преданность помогают в этом. Но если они становятся самоцелью, то это – препятствия на пути.

"Мудрость" означает здесь использование мудрости в нашей медитативной практике. Как мы это делаем? Как мы используем мудрость? Через распознавание свойственных лично нам разновидностей гордыни, тщеславия и привязанностей к нашим взглядам и мнениям, к материальному миру, к традиции и к учителю, к нашим друзьям. Это не означает, что нам надо думать, что мы не должны испытывать привязанности, или что мы обязаны от всего этого избавиться. Это тоже не очень мудро, ибо мудрость – это способность наблюдать привязанность, понимать ее и отпускать ее, вместо того, чтобы привязываться к идеям, что мы не должны быть ни к чему привязаны.

Иногда слышишь, как здешние монахи, монахини или миряне говорят: "Ни к чему не привязывайся". И вот мы привязываемся к воззрению о непривязанности! "Я не собираюсь привязываться к Аджану Сумедхо; я могу получать наставления у кого угодно. Я ухожу отсюда, с той самой целью, чтобы доказать свою непривязанность к достопочтенному Сумедхо". В этом случае вы привязываетесь к представлению о том, что вы не должны быть привязаны ко мне, или что вы должны уйти, чтобы доказать свою непривязанность – а это совсем не то, что нужно! Это не очень-то мудро, не правда ли? Вы просто привязываетесь к чему-то другому. Вы можете пойти в Броквуд-парк, услышать там лекцию Кришнамурти и подумать: "Я не собираюсь привязываться к этим религиозным условностям, ко всем этим простираниям, иконам Будды, монахам и всему такому. Кришнамурти говорит, что все это чепуха – "Не имейте с этим ничего общего, это все бесполезные вещи". И вот вы привязываетесь к взгляду, что нет никакой пользы в религиозных условностях и что вам они ни к чему. Но это ведь тоже привязанность, не так ли? – привязанность к взглядам и мнениям – и привязываетесь ли вы к тому, что говорит Кришнамурти, или к тому, что говорю я, это все равно привязанность.

Итак, мы распознаем привязанность, и то, что ее распознает – это мудрость. Это не значит, что мы должны быть привязаны к любому иному мнению; нам надо распознать привязанность и понять, что в данном случае она освобождает нас от обмана привязанностями, созданными нами самими.

Распознайте, что привязанность имеет определенную ценность. Когда мы учимся ходить, сначала мы просто ползаем, просто беспорядочно двигаем руками и ногами. Мама не говорит своему маленькому ребенку: "Прекрати эти нелепые движения! Иди!", или: "Ты всегда будешь от меня зависеть, сосать мою грудь, все время за меня цепляться – ты всю свою жизнь будешь цепляться за мать!" Ребенок нуждается в привязанности к матери. Но если мать хочет, чтобы ребенок всегда был к ней привязан, это не очень-то мудро с ее стороны. А когда мы можем позволить людям быть привязанными к нам для того, чтобы придать им сил и для того, чтобы, получив силу, они смогли оставить нас – это сострадание.

Религиозные условности и установления – это такие вещи, которые мы можем использовать сообразно времени и месту, о которых мы можем размышлять и из которых мы можем учиться, вместо того, чтобы создавать мнение, что мы не должны ни к чему привязываться, а быть полностью независимыми и самодостаточными. Вообще буддийский монах находится в весьма зависимом состоянии. Мы зависим от вещей, которые нам подают миряне: от еды, от одежды, от крыши над головой и от лекарств. У нас нет денег, нет возможности готовить пищу, возделывать огород или как-то обеспечивать себя. Нам приходится зависеть от доброты других людей для того, чтобы удовлетворять основные жизненные потребности. Люди говорят: "Почему вы не выращиваете себе овощи и фрукты, почему вы не становитесь самодостаточными, чтоб не зависеть от всех этих людей? Вы же можете быть независимыми". Это очень ценится в нашем обществе – быть самодостаточным, независимым, никому не должным, не зависящим ни от чего. Однако существуют все эти правила и предписания, установленные Буддой Готамой – это не я их придумал. Если бы Винаю придумывал я, я бы, возможно, установил другие порядки: как здорово быть самодостаточным, со своей собственной грядкой кабачков, со своими собственными сбережениями, со своей собственной келией – "Вы мне не нужны, я независим и свободен, я самодостаточен".

Когда я принял монашество, я, собственно, и не знал, во что ввязался; позднее я заметил, что стал целиком и полностью зависим от других людей. Моя семья исповедовала философию белых, англо-саксонских, самодостаточных, независимых представителей среднего класса – "ни от кого не завись!" В Америке это называется "синдром WASP" – "белый" (White), "англосакс" (Anglo-Saxon), "протестант" (Protestant). Вы – не то, что южные европейцы, которые зависят от своих мамочек и всё такое. Вы совершенно независимы от отца и матери; вы протестант – никаких Пап, ничего такого; в вас нет никакого раболепия. Это черным приходится заискивать перед кем-то, но если вы белый, англосакс и протестант, это означает, что вы на вершине общественной лестницы – вы лучший!

И вот я угодил в буддийскую страну и в возрасте тридцати двух лет принял обеты саманеры (послушника). В Таиланде саманеры – это обычно маленькие мальчики, так что мне приходилось все время сидеть вместе с тайскими мальчишками. Представьте – я, ростом за шесть футов, тридцати двух лет от роду, сижу, ем и во всем равняюсь на маленьких ребятишек – это очень меня смущало. Мне приходилось зависеть от людей, которые подавали мне пищу или что-либо еще; я не мог иметь никаких денег. Так что я стал размышлять: "Зачем все это? Ради чего? Что хотел Будда этим сказать? Почему он все так придумал? Почему он не стал следовать ценностям белых, англосаксов, протестантов – как мои родители?"

Но позже я начал ценить необходимость правильной зависимости и блага, которые нам приносит принятие зависимости друг от друга. Конечно, для того, чтобы научиться быть зависимым от других, необходима доля смирения. С гордыней и тщеславием человек думает: "Я не хочу ни перед кем быть в долгу". А здесь мы смиренно признаем свою зависимость друг от друга: зависимость от анагарик, от мирян или от младших монахов. Хотя я и старший бхиккху здесь, я все равно очень зависим от всех вас. В нашей жизни это всегда надо принимать во внимание, а не отбрасывать или удручаться этим, ибо мы признаем, что мы всегда зависим друг от друга, всегда помогаем друг другу. Эта зависимость основана на монастырских установлениях и на материальном мире, окружающем нас, а также на сострадательном и радостном отношении друг к другу. Даже если мы не испытываем никакой радости или любви в наших отношениях, мы можем по крайней мере быть добрыми, незлопамятными и не злиться друг на друга. Мы можем верить друг другу.

Не ожидайте, что какое-либо социальное положение, общество, организация или группа будут совершенны или станут самоцелью. Это всего лишь условные формы, и, как и все остальное, они не могут нас удовлетворить – если мы ожидаем от них полного удовлетворения. Любой учитель или гуру, к которому вы привяжетесь, неизбежно разочарует вас в каком-либо отношении – даже если это гуру, выглядящие святыми, они все равно умирают... или оставляют монашество и женятся на 16-летних девочках... Они могут натворить все что угодно: история религиозных идолов может быть поистине разочаровывающей! Когда я был молодым бхиккху в Таиланде, я часто размышлял: а что я буду делать, если Аджан Ча вдруг скажет: "Буддизм – это фарс! Не хочу ничего общего иметь с ним! Я ухожу из монастыря и женюсь на богатой женщине!" Что я буду делать, если Аджан Буддхадаса, один из известных тайских ученых монахов, скажет: "То, что я изучал буддизм все эти годы – это фарс, это пустая трата времени. Я перехожу в христианство!"

Что я буду делать, если Далай-Лама откажется от монашеских обетов и женится на какой-нибудь американке ? Что я буду делать, если достопочтенные Сучитто и Тирадхаммо и вообще все здешние вдруг скажут: "Я ухожу. Я хочу вырваться отсюда и немного поразвлечься!" Если все анагарики внезапно скажут: "Меня все это достало!" Если все монахини разбегутся с анагариками? Что я буду делать?

Зависит ли мое монашество от поддержки или преданности всех людей, что окружают меня, или от заявлений Аджана Ча или Далай-Ламы? Зависит ли моя медитативная практика от поддержки окружающих, от их ободрения, или от того, что кто-то живет сообразно моим ожиданиям? Если это так, то она легко может быть разрушена, не правда ли?

Когда я был молодым монахом, я часто думал, что я должен верить своему собственному прозрению и не зависеть от того, что кто-то из окружающих поддерживает мою точку зрения. С годами я во многом изменился и во многом разочаровался... но я продолжаю размышлять, а не зависеть от того, что все вокруг идет наилучшим для меня образом.

Я доверяю тому, что делаю, доверяю, исходя из моего собственного понимания, а не потому, что просто верю в это или потому, что нуждаюсь в поддержке и одобрении других. Вы должны спрашивать себя: то, что вы становитесь саманой – монахом или монахиней – зависит от моего ободрения, от окружающих, от надежд или ожиданий, от воздаяний и всего такого? Или вы определяетесь своим собственным правом на реализацию истины?

Если так – то живите сообразно принятым установлениям, стремясь во всем следовать им, чтобы увидеть, как далеко они могут вас повести, а не сдавайтесь, когда это не получается, когда все начинает вас разочаровывать. Иногда в монастыре Ват Па Понг я чувствовал, что все вокруг меня настолько достало, чувствовал такую неприязнь к окружающим меня монахам – не потому, что они сделали что-то не так, а просто из-за того, что в состоянии депрессии я мог видеть все только в мрачном свете... Тогда было необходимо наблюдать это состояние, но не верить ему, ибо человек закаляет терпение через нестерпимое... чтобы обнаружить, что стерпеть можно все.

Так что мы здесь не для того, чтобы отыскать своего учителя, но чтобы охотно учиться у всего – у крыс и комаров, у вдохновенных учителей, у подавленных учителей, у учителей, разочаровывающих нас и у учителей, которые никогда нас не разочаровывают. Ибо мы не пытаемся найти совершенство в условных установлениях или в учителях.

В прошлом году я ездил в Таиланд и застал Аджана Ча очень больным; это был не тот энергичный, полный юмора, любвеобильный человек, которого я знал прежде... он просто сидел так ... словно куль... и я подумал: "О, я не хочу, чтобы Аджан Ча был таким. Мой учитель... Аджан Ча – мой учитель, и я не хочу, чтобы он был таким. Я хочу, чтобы он был таким же Аджаном Ча, которого я когда-то знал, рядом с которым вы моли сидеть и слушать его, а потом пересказывать его истории всем другим монахам". Бывало, скажешь: "Помнишь, как Аджан Ча сказал то-то, эту удивительно мудрую вещь?" А тут кто-нибудь из другой традиции говорит: "Ну, а наш учитель сказал то-то ". Так что начинается соревнование – кто самый мудрый. И вот, когда твой учитель так сидит... словно куль... вы говорите: "Оййй... а не выбрал ли я неправильного учителя..." Но желание иметь учителя, самого лучшего учителя, учителя, который никогда тебя не разочаровывает – это ведь страдание, не так ли?

Буддийское учение – в том, чтоб быть способным учиться у живых наставников – или у мертвых. После смерти Аджана Ча мы по-прежнему можем учиться у него – пойдите, посмотрите на его тело! Вы, быть может, скажете: "Я не хочу, чтобы Аджан Ча был трупом. Я хочу, чтобы он был тем энергичным, полным юмора, любвеобильным учителем, с которым я познакомился двадцать лет назад. Я не хочу, чтобы он был всего лишь разлагающимся трупом с выползающими из глазниц червями". Многие ли из нас хотели бы взглянуть на своих любимых людей, когда они мертвы, в то время как мы хотим помнить их в расцвете сил? Прямо как моя мама теперь – у нее есть моя фотография, когда мне было 17 лет и я закончил школу, в костюме и галстуке, тщательно причесанный – знаете, как в фотоателье снимают – так, что вы выглядите гораздо лучше, чем в жизни. И вот эта моя фотография висит в комнате у моей мамы. Матери хотят думать, что их сыновья всегда элегантны и нарядны, молоды... а что, если бы я умер и стал разлагаться, из моих глазниц повылазили бы опарыши, а кто-нибудь сфотографировал меня и отослал бы эту картинку моей маме? Было бы чудовищно – не так ли? – повесить ее рядом с моей фотографией, где мне 17 лет! Но это то же самое, что держаться за образ Аджана Ча, каким он был пять лет назад, а потом увидеть его таким, какой он сейчас.

Будучи практиками, мы можем использовать опыт своей жизни, размышляя над ним, учась от него, а не требовать, чтобы учителя, сыновья, дочери, матери или кто бы то ни было еще всегда оставались в наилучшей форме. Мы делаем такие запросы, когда никогда в действительности не смотрим на них, никогда не пытаемся кого-либо хорошо узнать, а просто держимся за идеал, за образ, который мы храним, но никогда не вопрошаем и не учимся от него.

Практика все чему-нибудь учит... если мы хотим научиться сосуществовать с этим, с успехами и поражениями, с живыми и мертвыми, с добрыми воспоминаниями и с разочарованиями. И чему мы учимся – тому, что все это – лишь условия нашего ума. Это – явления, которые мы создаем и к которым привязываемся – а к чему бы мы ни привязывались, оно приведет нас к отчаянию и к смерти. Это конец всего, что начинается. И отсюда мы учимся. Мы учимся у наших горестей и печалей, у нашего разочарования – и мы можем отпустить их. Мы можем позволить жизни функционировать согласно законам природы и быть свидетелями этого, освободившись от иллюзии самости, ибо эта иллюзия соединена причинно-следственной связью со смертью. И таким образом все условия ведут нас к Необусловленному – даже наши беды и горести возводят нас к пустоте, свободе и освобождению, если мы смиренны и терпеливы.

Иногда жизнь становится легче, если у нас не так много возможностей выбора. Когда у вас слишком много чудесных гуру, то вы можете почувствовать некоторую опустошенность от того, что приходится слушать такую фантастическую мудрость, исходящую от такого количества харизматических мудрецов. Но даже самые великие мудрецы, самые прекрасные люди в современном мире – эти лишь условия нашего ума. Далай-Лама, Аджан Ча, Буддхадаса, Тан Чао Кхун Паннянанда, Римский Папа, Архиепископ Кентерберийский, Маргарет Тэтчер, мистер Рейган... это всего лишь условия нашего собственного ума, не так ли? У нас есть симпатии, антипатии и предубеждения, но это – явления, обусловленные умом – и все эти условия, будь то ненависть, любовь или что бы то ни было еще, ведут нас к Необусловленному, если мы терпеливы, настойчивы и хотим использовать мудрость. Вам может показаться, что легче просто поверить в то, что я говорю – это легче, чем самому что-то выяснить – но вера в мои слова не насытит вас. Та мудрость, которую я использую в своей жизни, насыщает лишь меня. Она может вдохновить вас на использование мудрости, но для того, чтобы насытиться, вы должны сами поесть, а не верить в то, что я говорю.

Именно таков Буддийский Путь – путь реализации истины каждым из нас. Он обращает нас к самим себе, заставляет нас взглянуть и поразмыслить над собственной жизнью, а не попадать в ловушку преданности и надежды, которые приводят нас к своим противоположностям.

Итак, поразмыслите над тем, что я сказал этим вечером. Не принимайте это на веру, не отвергайте это. Если у вас есть какие-то предубеждения, мнения или взгляды, это нормально; просто видьте их такими, как они есть, как условия вашего ума, и учитесь у них.